Когда я был маленьким для меня 9 мая всегда
воспринималось исключительно как вечерний салют. Ну что может понимать о
войне ребенок, живущий в мирное благополучное время, о войне, которую
он никогда не видел, тем более, что и прадед и дед мои были в те времена
еще живы и здоровы. Конечно, они мне о войне много рассказывали, я,
конечно же, о войне знал, о том, что наш народ воевал и мы победили,
ведь нам о войне рассказывали в школе, мы детьми смотрели фильмы
и читали книги, играли во дворе в войнушку, но … В том возрасте я
глубоко, как говорится «всем своим нутром», что такое "война" не
осознавал. А понял я войну сильно и сразу в один раз.
Дело было, конечно же, 09 мая, мне было лет 9-10 (это где-то 1976-1977 гг.), мы с мамой стояли вечером на одной из курганских улиц, переполненных народом и смотрели на громыхающий и сверкающий салют. Народ радостно кричал и смеялся. И вдруг мы увидели, как маленькая девочка не то вела, не то почти тащила на себе сильно пьяного ветерана, у которого вся грудь была в орденах и медалях. Хорошо помню как награды переливались в вечерних огнях и позванивали. Ветеран шатался, слабо сопротивлялся, но тем не менее подчинялся своей маленькой внучке и следовал в фарватере своего буксира. Картина, собственно, обычная для дней того времени.
И вдруг, после очередного салютующего залпа дед остановился, глянул в небо и проникновенно сказал... Нет, сказал не нам, сказал себе: «Так мы Прагу брали».
И вокруг все замерло. Даже настырная внучка перестала тянуть деда за рукав, а как-то застыла вместе со всеми.
И я вдруг понял, осознал, что это для меня тут праздник, веселье, салют и прочее баловство.
А для этого пожилого человека эта часть его той, прошлой жизни, часть его воспоминаний, и глядя на полыхающее небо он видит не россыпи огней, а тот далекий сорок пятый, когда в ознаменовании Победы в освобожденной Праге артиллеристы тоже устроили салют.
Что он вспомнил? Кого он вспомнил? Что еще ему привиделось?
Я хорошо помню, как все, кто стояли рядом, застыли, всем передалось то, что встало перед глазами бывшего воина, нас буквально накрыл этот
эффект присутствия и мне показалось, что все мы на какое-то мгновение увидели не курганское небо, полыхающее салютом, а небо далекого города, в котором только что для нашего народа завершилась самая страшная война.
Дело было, конечно же, 09 мая, мне было лет 9-10 (это где-то 1976-1977 гг.), мы с мамой стояли вечером на одной из курганских улиц, переполненных народом и смотрели на громыхающий и сверкающий салют. Народ радостно кричал и смеялся. И вдруг мы увидели, как маленькая девочка не то вела, не то почти тащила на себе сильно пьяного ветерана, у которого вся грудь была в орденах и медалях. Хорошо помню как награды переливались в вечерних огнях и позванивали. Ветеран шатался, слабо сопротивлялся, но тем не менее подчинялся своей маленькой внучке и следовал в фарватере своего буксира. Картина, собственно, обычная для дней того времени.
И вдруг, после очередного салютующего залпа дед остановился, глянул в небо и проникновенно сказал... Нет, сказал не нам, сказал себе: «Так мы Прагу брали».
И вокруг все замерло. Даже настырная внучка перестала тянуть деда за рукав, а как-то застыла вместе со всеми.
И я вдруг понял, осознал, что это для меня тут праздник, веселье, салют и прочее баловство.
А для этого пожилого человека эта часть его той, прошлой жизни, часть его воспоминаний, и глядя на полыхающее небо он видит не россыпи огней, а тот далекий сорок пятый, когда в ознаменовании Победы в освобожденной Праге артиллеристы тоже устроили салют.
Что он вспомнил? Кого он вспомнил? Что еще ему привиделось?
Я хорошо помню, как все, кто стояли рядом, застыли, всем передалось то, что встало перед глазами бывшего воина, нас буквально накрыл этот
эффект присутствия и мне показалось, что все мы на какое-то мгновение увидели не курганское небо, полыхающее салютом, а небо далекого города, в котором только что для нашего народа завершилась самая страшная война.